|
|
Этот толстый фолиант объёмом в 800
страниц с входящими в него тремя книгами: "Романом с эпиграфами",
сборником рассказов "Варианты любви" и сборником критических статей и эссе
"Давлатов на проводе" - я брал
 почитать
у одного моего приятеля с некой опаской. Меня всегда пугают слишком
объемистые книги, тем более, что имя Владимира Соловьева, автора
публиковавшегося в газете "Вечерний Нью-Йорк" детектива "Похищение Данаи",
меня, прямо говоря, не вдохновляло: я не любитель детективов. Но о том,
что Владимир Соловьев -известный критик, я как-то подзабыл из-за того, что
моя связь с Россией и, тем более, автора этой книги, иммигрировшего в США
еще в 1977 году, была, как я полагал, потеряна. И хотя я очень давнишний
читатель "Литературной Газеты": регулярно читал ее с 1960 по 1995 год, год
отъезда из России, мне следовало бы знать литературного критика Владимира
Соловьева, часто печатавшегося на страницах газеты, а я, каюсь, не помнил.
Тем неожиданней и удивительней была моя встреча с ним на страницах его
новой книги и особенно на страницах "Романа с эпиграфами".
Я давно не испытывал такого наслаждения и не знал такого запойного чтения,
какое я испытал, читая по первому и даже по второму разу роман.
Что касается остальных произведений, то о них я скажу ниже, а в начале - о
"Романе с эпиграфами".
Владимир Соловьев родился в 1942 году, вступил в литературу в начале 60-х
годов, когда уже гремели имена Е.Евтушенко, А.Вознесенского, В.Аксенова -
это была московская литературная элита, она захватила все печатные издания.
Имена же лениградских писателей только-только начинали привлекать читателя,
я не говорю о таких мэтрах, как Михаил.Дудин , Всеволод Рождественский или
псевдонародный поэт Александр Прокофьев. Их -то имена тоже не сходили со
страниц журналов. Но о новой поросли - об Андрее Битове, Александре
Кушнере, Иосифе Бродском, Викторе Сосноре - мы только-только начинали
узнавать.
Помню, как я покупал все поступавшие в казанские магазины "Дни поэзии
Ленинграда", чтобы найти в них стихи Бродского, имя которого стало
популярным после известного процесса над ним и его эмиграции, но, увы,
два-три стихотворения не давали представления о его поэзии.
Заканчивалась хрущевская оттепель, еще не гремело по всем зарубежным "голосам"
дело А.Синявского и Ю.Даниэля , когда в 1965 году в серии, называшейся "Библиотека
поэта" (кстати, эта серия издавалась в Лениградском отделении Союза
писателей), вышел том стихов Бориса Пастернака. О его стихах я писать не
буду, это - особая тема. Но что меня поразило и заставило пересмотреть мои
взгляды на литературную критику - это вступительная статья Андрея
Синявского . То, что было написано в этом эссе о литературном творчестве
известного поэта, корренным образом отличалось от всего, что публиковалось
в нашей советской прессе: в "Литературной Газете" и "Вопросах Литературы",
которые я иногда почитывал. Эти бесконечные споры о социалистическом
реализме, о том, имеет ли то или иное произведение его признаки, иногда
отталкивали, иногда же вовлекали в этот условный мир критики, и казалось,
что этот мир - реальный. Критическая статья А.Синявского перевернула мое
представление об этом жанре. Раньше мне казалось, что литературные статьи
дореволюционных писателей и критиков это - одно , а то, что после
революции - это другое.Я, как и многие другие, был оболванен советской
пропагандой и вплоть до 1968 года - года вторжения в Чехословакию - был
если не поклонником советской власти, то, по крайней мере, признавал за
ней право на существование в мире, критикуя отдельные недостатки и выверты
коммунистического строя в узком кругу друзей. Тут произошло полное её
неприятие и отторжение.
И вот сейчас, через много-много лет, читая "Роман с эпиграфами", я был
просто поражен уровнем критической мысли, глубиной и правильной оценкой
существовавшего тогда положения в России. Конечно, в то время, когда
писался роман - а это был 1975 год - его вряд ли опубликовали бы в России,
а если бы опубликовали на Западе, то не избежать бы Владимиру Соловьеву
отсидки.
Роман пролежал под спудом 15 лет и был опубликован только в 1990 году в
Нью-Йорке. И тогда, в 1990 году, и сейчас, 10 лет спустя, этот роман
будоражит общественное мнение как в России, так и у нас здесь, в Америке.
Российские толстые журналы отказывались его публиковать, боясь скандала, и
только одно российское издательство, "Алетейя", выпустило его небольшим
тиражом в 1500 экземпляров.
Так что же все-таки это - это роман или критическое эссе? Да, это роман,
роман автобиографический , роман критика и эссеиста. Это роман о себе и
только о себе, хотя в нем много действующих лиц и персонажей, нам
известных и неизвестных. Это поэты Иосиф Бродский, Александр Кушнер, Юнна
Мориц, Евгений Евтушенко, Лидия Гинзбург, которую я по неопытности путал с
Евгенией Гинзбург и никак не мог понять, почему ее статьи такие
просоветские. Это и Томас Венцлова, и Владимир Марамзин, о котором нам в
свое время прожжужала уши радиостанция "Голос Америки", и названный в
романе не по имени, а кличкой "Пришебеев", но легко угадываемый Виктор
Соснора, и несколько кагэбешников, имена которых, наряду с именами
известных поэтов и писателей, наверное, и вызвали тот скандал, о котором
пишут критики романа.
Названы конкретные имена нескольких реальных "железных феликсов" и
реальные имена поэтов и писателей. О правомерности этого спорят критики и
читатели, этим обосновывают свое нежелание публиковать роман издатели.
Правомерен ли такой литературный метод - рассудит время, но прецеденты
были, и не только в "Романе без вранья" А.Мариенингофа.В"Божественной
комедии" Данте ее действующие лица были реальными людьми, жили, любили,
совершали грехи.
Так о чем же "Роман с эпиграфами"? Это рассказ автора о преодолении страха,
о борьбе с самим собой, рассказ до предела откровенный и правдивый, и
безжалостный прежде всего к самому себе. В романе подвержен критике один
поэт - Александр Кушнер, и вознесен, иногда даже слишком высоко, другой -
Иосиф Бродский.
Конечно, реальные герои не совсем соответствуют данным им в романе
характеристикам. Но их романные двойники - это художественные образы, они
двойники не только реальных поэтов, но составляющие части самого автора:
его низменные приспособленческие черты и черты высшего порядка,
недостижимые, но черты, о которых мечтает автор - главный герой романа. О
том, что его романный Иосиф Бродский не такой уж идеалный человек,
Владимир Соловьев напишет позже в своем небольшом эссе "Два Бродских",
помещенном в самом конце книги. И здесь Бродский оказывается и завистником,
и неблагодарным человеком, пренебрежительно относящимся к своим друзьям и
почитателям. Но это реальный Бродский, а его романный двойник - это лучший
поэт России, не идущий на компромисс с совестью, не способный поступиться
ни одним своим словом в стихах ради меркантильных или каких-либо других
интересов. Поэт, переживший травлю, ссылку, зависть друзей, все сделавших
для того, чтобы отправить гениального поэта в эммиграцию - подальше от
себя, чтобы здесь, на Родине, его слава не затмевала их успех. Это
образ-мечта, образ-идеал автора.
В противовес ему другой известный поэт Александр Кушнер, человек, не
лишенный способностей, золотой медалист в школе, вечный отличник, стал
поэтом случайно, он бы мог стать кем-то другим, но так вышло, что быть
поэтом в те года было модно, а так как Саша (так его называет автор в
романе) человек не без способностей, то и стихи он пишет хорошо, он делает
из себя поэта, как в свое время сделал из себя поэта Валерий Брюсов. Саша
становится ловцом чужих идей и в своей поэзии дублирует, разжевывает уже
признесенные кем-то мысли.Это удовлетворяет неискушенного читателя, это
устраивает и официальные власти, так как в своей поэзии он становится
певцом - нет, не строя, это было бы слишком грубо для человека исскуства,
каким он себя считает - страны, независимо от того, кто в этой стране
наводит порядок: царь, коммунисты, новые русские. Подспудно, это, конечно,
инстинкт самосохранения, житейский инстинкт, в отличие от мотивации
поведения его антагониста Бродского, у которого инстинкт самосохранеия не
житейский, а чисто литературный.
Вот эта борьба двух начал - самосохранения житейского и литературного -
проходит через весь роман. Автор выдавливает из себя по капле яд
компромисса с совестью, отвергает сотрудничество с органами, преодолевает
страх перед ними, перед этими механическими колесиками безликой советской
машины подавления творческой индивидуальности, жертвует своей карьерой
критика и члена Союза писателей, идет на несправедливый суд над писателем
В.Марамзиным.
Он преодолевает свой страх и становится свободным человеком. Но так как
свободным в брежневской России можно было быть только внутренне, а внешне
жизнь такого человека становилась невозможной физически, то пришлось
Владимиру Соловьеву эммигрировать в США. Но это уже за пределами романа. А
замысел романа – показать, как человек творческий преодолевает себя и свой
страх и становится внутренне свободным.
Так что же все- таки, повторим вопрос, из себя представляет "Роман с
эпиграфами"? Как определил жанр сам автор, это смесь "литературной критики,
горячечной исповеди и романной прозы". И все три составляющие этого
произведения сделаны на самом высочайшем уровне, как говорится, "по-гамбургскому
счету".
Если это критика - то она написана так, что веришь критику безоговорочно и
поражаешься глубине анализа, если это исповедь - то она такая, что кажется,
что автор выворачивает себя наизнанку и не оставляет никакого сомнения в
правдивости.
Если это проза - то ее можно сравнить с прозой Пастернака, Цветаевой и
Булгакова. Например, великолепен "Арест по телефону"- фантастический
рассказ, являющийся, по определению самого автора, ключом всего романа.
Если же, наконец, это воспоминания - то они убийственно откровенны в
данных в них характеристиках, например, Евтушенко и Кушнеру.
Трудно в коротком эссе дать полное представление о романе - его надо
читать, и я советую вам это сделать.
Роман был написан на одном дыхании, по следам событий, автор торопился
запечатлеть те мгновения, которые он только что пережил, и эта
горячечность чувствуется и в стиле описаний, и в тех, казалось бы,
повторах, которые в первый момент кажутся напечатаными по недосмотру.
Не всегда я согласен с характеристиками, данными автором романа отдельным
представителям русской культуры. Так, я имею отличное от автора мнение о
художниках "Мира исскуства", об их месте в мировой культуре…
Однако это все мелочи, главное же то, что в книге чувствуется пульс того
времени, о котором мы уже постепенно начинаем забывать, но которое
оставило след в жизни каждого из нас.
Думаю также, что этот роман будет интересен и человеку будущего - не
только в смысле познания правды о жизни творческой интелегенции во второй
половине двадцатого столетия. Наши потомки смогут насладиться великолепной
прозой и откровенностью самоанализа, созвучного, я надеюсь, внутренней
потребности человека любой эпохи.
Теперь об остальном, что есть в книге.
Прекрасны этюды о Бродском ( очерк "Два Бродских"), об Анатолии Эфросе в "Истории
об одной скверности" , великолепно "Путешествие в мир Шемякина" - жаль
только, что этот рассказ не сопровождается красочными иллюстрациями
произведений самого М.Шемякина. А напечатанные в книге фотографии (не
только произведений Шемякина) не дают представления о его искусстве.
В названных мною произведениях В.Соловьев находится на таком же высоком
уровне, как и в критических статьях "Романа с эпиграфами", чего нельзя
сказать о других критических очерках . Откровенны слабы очерки об Окуджаве
("Поэзия ходячих истин" и "Ржавый гвоздь").. Нет, они написаны, конечно,
профессионально, ведь их автор опытный критик и даже кандидат
филологических наук, но нет в этих очерках огня, не посетила автора муза (не
знаю, как она там зовется: может, муза критики?). Но ничего нового, кроме
того, что всем известно, я не узнал.
Теперь, к сожалению, я должен сказать о том, что меня еще больше огорчило
- о сборнике рассказов " Варианты любви", помещенном в книге.
Их уровень значительно уступает не только уровню "Романа с эпиграфами", но
и всем критическим статьям книги "Довлатов на автоответчике", тоже
вошедшей, как я уже сказал, в этот том.
Ненужное многословие, заданность какой-то одной мысли и надуманность
образов, созданных воображением автора для воплощения этих мыслей,
заставляли меня откровенно скучать. Не помогает автору и ненормативная
лексика, демонстративно вынесенная даже в подзаголовок одного из циклов
рассказов.
Перефразируя слова известного русского критика, можно сказать: мыслям тут
тесно, а словам просторно.
Почему же эти рассказы так отличаются от того, что мы прочли в "Романе с
эпиграфами"? Загадку этого парадокса можно найти, как ни странно, в самом
"Романе с эпиграфами". Когда В.Соловьев дает характеристику поэту
Александру Кушнеру, он говорит, что тот не родился поэтом.
Кем родился Кушнер - я не знаю, а то, что В.Соловьев родился критиком -
безусловно. Об этом он сам говорит в одном из интервью, помещенных в книге:
" В критике за меня работают гены". И еще: "Привет моим предкам, а заодно
и спасибо за переданную по наследству способность к анализу".
Литературный критик Владимир Соловьев отлично знает, как надо писать
рассказы, он это делает грамотно, соблюдая все законы жанра, но нет в этих
рассказах того огня, который свойственен его критическим работам.
Я, конечно, понимаю, что писателю прожить критикой нельзя - у нее
аудитория не столь многочисленна, как у автора детективов. Семью, как
говорится, не прокормишь - для этого и детективами можно заняться, и
коньюктурными книгами о жизни советских вождей, что В.Соловьев и делает
сам и совместно со своей женой (тоже критиком) Еленой Клепиковой.
Но понимает ли автор, что плохой прозой он только компрометирует себя,
свое имя?
Я, конечно, не читал всего, что написано В.Соловьевым - прозаиком, тем
более не читал еще не опубликованного романа "Семейные тайны", но
предполагаю, что в книге, о которой идет речь, собрано самое лучшее. И
потому считаю, что все его упражнения в прозе - это самообман, это та же
самая кушнеровщина, о которой так жестко написано в романе.
И в этом трагедия автора, добивающегося свободы, но эта свобода породила
новый страх - страх потерять русскоязычного читателя.
Да увольте, кого вы потеряли? Что вы думаете, что миллионные тиражи "Литературной
газеты" определяли количество любителей статей литературного критика
Владимира Соловьева?
В критических статьях искали скандалов, намеков и другой клюквочки, а не
глубины, аналитического проникновения в суть произведения.
Да будь ваш "Роман с эпиграфами" опубликован еще тогда, в 1975 году, то в
нем читали бы только рассказаы о Евтушенко и Кушнере, а все остальное
пропускали бы, ворча на ненужнную заумность.
Так что эта потеря для вас, Владимир Соловьев, мнимая, а поле деятельности
для професионального критика более чем достаточное.
И последнее. В России у меня была большая библиотека. Сюда, в Америку, мы
переправили ничтожную часть ее, но среди этих книг есть одна - известного
французкого поэта Альфреда де Мюссе.
В прозе он оставил после себя лишь одну эту книгу, которая стоит всего,
что он написал. Ее название - "Исповедь сына века".
Так вот, мое мнение, что точно такое же название можно было бы дать книге
Владимира Соловьева "Роман с эпиграфами". Эта книга написана по горячим
следам своего времени, а как писал Уильям Блейк, слова которого
неоднократно цитирует Соловьев, "вечность влюблена в произведения времени".
"Роман с эпиграфами" выдержал проверку временем. Написанный 25 лет назад и
опубликованный 10 лет назад, он читается с большим интересом, и я думаю
будет читаться потомками, которые, конечно, забудут о поэте Кушнере и
других малозначительных фигурах романа, но дух своего времени, так
взволнованно и правдиво переданный автором, они ощутят. Я думаю, что этот
роман займет достойное место на полке заинтересованного читателя.
К счастью, Владимир Соловьев сам понимает, что "Роман с эпиграфами" - его
высшее достижение, его "opus magnum", к которому он хочет стремиться в
новых произведениях. И это дает нам надежду на встречу с творчеством
писателя, достойного его "главного произведения".
октябрь 2001 года
|
|
