Не знаю как бы сложились их семейные отношения, если бы они остались в России, но эмиграция - это всегда громадное испытание для семейных отношений, тем более, что  их совместная жизнь никогда не была гладкой. И немудрено, что в какой-то момент она дала трещину. 
         В Америке Фешин пользовался невероятным успехом, он был преуспевающим человеком. Но личная жизнь его трагична. Вот как об этом писали Илья Ильф и Евгений Петров в своей известной книге "Одноэтажная Америка":
          "Она уехала в двадцать третьем году из Казани. Муж ее - художник Фешин, довольно известный в свое время у нас. Он дружил с американцами из "АРА", которые были на Волге, и они устроили ему приглашение в Америку. Он решил остаться здесь навсегда, не возвращаться в Советский Союз. Этому, главным образом, способствовал успех в делах. Картины продавались, денег появилась куча. Фешин, как истинный русак, жить в большом американском городе не смог, вот и приехали сюда, в Таос. Построили себе дом, замечательный дом. Строили его три лета, и он обошелся в двадцать тысяч долларов. Строили, строили, а когда дом был готов, - разошлись. Оказалось, что всю жизнь напрасно жили вместе, что они вовсе не подходят друг к другу. Фешин уехал из Таоса, он теперь в Мексико-сити. Дочь учится в Голливуде, в балетной школе. Миссис Фешина осталась в Таосе одна. Денег у нее нет, не хватает даже на то, чтоб зимой отапливать свой великолепный дом. Поэтому на зиму она сняла себе домик за три доллара в месяц в деревне Рио-Чикито, где живут одни мексиканцы, не знающие даже английского языка, но очень хорошие люди. Электричества в Рио-Чикито нет. Надо зарабатывать деньги. Она решила писать для кино, но пока еще ничего не заработала. Дом продавать жалко. Он стоил двадцать тысяч, а теперь, при кризисе, за него могут дать тысяч пять."
           Что произошло между супругами – можно только догадываться. Для Фешина это была трагедия, он не переставал любить свою бывшую супругу и после развода, он писал ей письма, он просил друзей помочь ему наладить отношения. Ни слова упрека в ее адрес. Но она была неумолима. Дочь осталась с отцом, и до конца его дней она заботилась о нем. Они были очень близки. И только из-за дочери он не возвратился в Россию, куда его звали и куда ему советовали уехать его американские друзья. Он и там, в Америке, оставлся русским художником, и это было видно невооруженным глазом.  

        Вот, что расказывает Форест Фенн - в прошлом пилот Военно-воздушных сил США - в своей книге "The Genius of Nicolai Fechin". В 1972 году Фенн вместе с женой переехал в город Санта-Фе в штате Нью-Мексико и открыл художественную галерею - Fenn Galeries Ltd. Он продавал различные артифакты индейцев, а также бронзовые скульптуры и картины, очень его бизнесу помогла продажа произведений Николая Фешина. Форест Фенн дружил с Александрой Фешиной: 

         "Отношения Александры с ее мужем были далеко не идеальными. Совместная жизнь с   темпераментным художником, полностью преданным работе, становилась все более и более трудной. Хотя положение несколько улучшилось после рождения Ии, но с каждым годом их отношения становились все более бурными. Еще будучи в России, Фешин признавался:“Независимая  от дома жизнь с тех пор, как я покинул его в очень молодом возрасте, выработала во мне привычку жить интересами только своей работы, и было трудно для меня совместить эти два непримиримых обязательства по отношению к искусству и семье. Меня всегда тянуло в мою студию, и я часто убегал из дома и шел туда. Это раздражало мою жену и делало ее несчастной. Временами я переживал и был уверен, что неожиданные семейные обязательства разрушат меня как художника.”«Его почти полная поглощенность своей работой, создавала у него ощущение изолированности настолько глубокой, что в конечном итоге отражалась на отношениях его с женой [он звал ее Тинка Колокольчик (Tinka Bell)]. За все годы их совместной жизни они неоднократно ссорились, и причиной этих ссор было безоглядное увлечение Фешина своей работой. Александра часто была подавленной и находилась на грани отчаяния, чувствовала себя потерянной, и это еще усугблялось разногласиями с дочерью. Причина такого состояния Александры была не в том, что он не понимает ее, а в том, что это была жизнь двух людей, живущих каждый своей жизнью, с каждым днем отдалявшимися друг от друга. 

     В 1975 году Александра рассказала Форесту Фенну об инциденте, который оказался последней каплей терпения в ее напряженных отношениях с мужем: «Однажды две женщины пришли  в студию, чтобы обсудить с ним покупку двух его картин. Они остановильсь в дверях студии, а Фешин стоял за своим мольбертом  в глубине студии. Хотя женщины находились на значительном расстоянии от него, их разговор был достаточно громким, и Фешин  попросил их замолчать. Они стали говорить тише, но этого показалось Фешину недостаточным. В конце концов он не выдержал, схватил  недорисованную картину за подрамник и швырнул ее через всю комнату, картина попала пряму в жену, рассекла ей губы и разлетелась около нее на куски.  Можно предположить с уверенностью, что он был расстроен, и в действительности не собирался ударить свою жену. И она понимала, что в тот момент что-то не получалось у него в его картине и это расстроило его и привело  к раздражению на посторонние помехи. В этой истории, расказанной Александрой с таким тяжелым акцентом, чувствуется странная двойственнсть и непонимание, как это их прежние отношения могли докатиться до такого низкого уровня. Хотя этот инцидент был не первым, она страдала больше всего не от этого конкретного случая, а от того, что постепенно рушится спокойствие их дома, рушится то, что было заложено в лучшие времена, и она помнила эти лучшие времена, когда он страстно любил ее и был к ней внимателен. Она перебирала в памяти воспоминания о лучших днях своей жизни, о ярких солнечных днях на Волге, о веселых пикниках в лесистых горах в окресностях Таоса. Теперь она задавалась вопросом, был ли связан этот поступок с его напряжением во время работы над картиной или это просто опрометчивое возбужденное действие из-за раздражения на нее. «Если бы там не было посторонних женщин,– говорила она, – я бы, наверно, простила ему даже этот ужасный поступок, но при этих обстоятельствах, я это сделать не могу». Она была русской женщиной с очень русским менталитетом, поэтому для нее выход был один – развод. В течение многих лет он упрашивал ее простить его, и в конце концов понял, что это ее  решение – навсегда».

Вот как описывает Форест Фенн дальнейшую жизнь Николая Фешина:

   «Когда Ия вышла замуж и уехала из Калифорнии, он продал дом и переселился в дом-студию на Растик Роад в окрестностях Санта Моники.Эта была наивысшая точка его творческой карьеры. Быстро прошла акклиматизация, и Фешин начал вести классы, размещавшиеся в студии в верхней части галереи Стендаля, беря по пять долларов в день за каждого ученика. В начале в классе не было постоянных учеников, и они менялись изо дня на день. Иногда в его классах было более восьмидесяти человек. Позже он стал вести занятия по живописи в своей домашней студии, с менее многочисленными группами и только по субботам. Это было более удобно и комфортабельно для самих учеников. Хотя Николай или Ник, как его здесь называли, обладал полным «набором» настроений, присущих художественной натуре, но здесь со своими учениками он был, в основном, тих и мрачен, иногда угрюм, всегда тверд, выглядел аскетически, что было естественно, при его плохом самочувствии в этом не совсем подходящем для него климате. Когда он разговаривал с учениками, он был всегда серьезен и весь отдавался этому разговору. Он поощрял своих учеников к развитию собственных стилей и подходов к живописи, был более, чем терпим к художникам с многообещающим талантом.   

     По правде сказать, Фешин часто бывал необоснованно суров, терял из виду то, что он здесь находится в роли преподавателя, порой его критика была агрессивной, характеризовалась отсутствием такта и чувствительности. Одна ученица рассказывала, что в то время, как все работали на своих мольбертах, у преподавателя была привычка перемещаться по комнате. Он переходил в тишине от одного ученика к другому. Иногда казалось, что он просто размышляет о сложностях существующего мирозданья. Она, ученица, почувствовала приближение его к ней, почувствовала его взгляд. Она была в полном страхе.. Взволнованная, она повернулась к нему и прошептала: «Как Вам нравится моя работа?». Фешин схватил ее кисть и размашисто начертал поперек ее холста большой крест. После этого спросил: «Почему Вы пришли в мой класс?».  Конечно, ученица больше у него не появилась. Покинувший его класс другой ученик говорил, что Фешин был «редким индивидуалистом и совершеннейшим мизантропом».   

       C другой стороны, многие из его учеников становились его близкими друзьми, которым он доверял. Одна из них, Кэтрин Бенеп (Katherine Benepe) была его неофициальным секретарем, моделью, любовницей, одно время они даже были обручены.   

	Кэтрин Бенеп

      Фешин не обращал внимание на эти жалобы. Хотя он все основное свое время проводил в Палм-Спрингс, занимаясь живописью в студии, которую ему обеспечил Джон Бернхайм (John Burnham), он чувствовал, что должен возвратиться в Таос. В письме к той же мисис Монтгомери, отправленном по почте из Лос Анжелеса 27 июля 1936 года, Фешин жаловался: «Таос после моего двухлетнего отсутствия выглядит на мой взгляд прекрасно – все деревья около моей студии значительно выросли. За три недели, что я там был, я починил крышу, которая была в очень плохом состоянии. Я не знаю, что произойдет с моей студией, если я не возвращусь в Таос. Я находился в Таосе один - мисис Фешина была в это время в Санта Фе. Я не хороший знаток женской психологии, но ее отсутвие было не лучше для меня. В любом случае я был очень счастлив в моем, пусть даже неухоженном месте».

       Он совершил поездку в Мексику, вот как описывает это Форест Фенн: «Кульминацией пребывания Фешина в Мексике была встреча, перешедшая в дружбу, с мексиканским художником-монументалистом, Диего Ривера (1886-1957), который приехал в эти места специально, чтобы встретиться с русским живописцем. Позже даже появились слухи о том, что языковый  барьер был между ними не таким большим, так как Ривера говорил на русском языке, но это не так: они оба общались на плохом английском, каждый на своем. Он (Ривера) был в то время на вершине славы и как живописец, и как общественный деятель, и Фешину льстило его внимание к нему. Бенеп писала: «Они встретились и стали вдвоем фотографировать, как одержимые». Этих двух мужчин объединяло одинаковое отношение к простым людям. У Риверы это проявлялось почти как мистическое торжество силы простого человека, касалось ли это сельскохозяйственного рабочего, сварщика на заводе или дворника. Из этих двух художников Ривера был более прямолинейным, и его работы большей частью изображали некоторые моменты историии с условными фигурами, сюжеты его картин были весьма политизированы. Фешин же, в противоположность Ривере, был рисовальщиком и живописцем. Его целью было показать характер и красоту человеческого лица. Они часто вдвоем ходили фотографировать в соседние  городки и деревни. Каждый фотографировал и то, что он считал нужным для себя, и то, что им обоим нравилось .  

       Фешин, работая над своими живописными полотнами, никогда не проектировал  фотоизображение на холст, он только иногда бросал взгляд на фотографию и продолжал рисовать по памяти. В Оахаке Фешин выполнил четыре живописных полотна, работая в гостиннице ночью. Он не мог рисовать с натуры днем на улицах, так как не любил, когда люди останавливались около него  и смотрели, что он делает.

     Когда Катрин уехала домой, Фешин переехал в снятую им студию в Оахаке и решил прожить там еще шесть месяцев. В открытке, посланной миссис Монтгомери, он написал просто: «Я живу здесь как обычный турист, гуляю, хожу по улицам и рынкам Оахаки, это все, чем я занимаюсь здесь теперь». Несколькими неделемя позже, уставший и тоскующий по Катрин, с которой у него были романтические отношения, он возвратился домой. Катрин, возможно, более, чем кто-либо другой, была знакома со всеми чертами характера Фешина. И в конце-концов из-за небольшой размолки, произошедшей между ними, они стали отдалятся друг от друга. Вскоре после этого Катрин влюбилась и вышла замуж за другого человека, на этом отношения Фешина с ней закончились.»   

     Последние годы своей жизни Фешин прожил в одиночестве в своем доме в Санта Моника (Калифорния) и умер тихо и мирно во сне ночью 5 октября 1955 года в возрасте семидесяти четырех лет.