ЛЮБА

 

Мама моя прожила сложную и тяжелую жизнь. Она с 15 или с 16 лет начала работать. Была она мечтательницей, много читала, была абсолютно грамотной. Она могла часами читать наизусть стихи, особенно она любила стихи Надсона и Некрасова. Уже в старости она постоянно задавала мне загадки, приводя наизусть какие-то цитаты из классиков, и журила меня за то, что я этого не знаю.И вот такая мечтательница, книжница столкнулась с жизнью жестокой и несправедливой. Поздно вышла замуж за человека младше себя на пару лет, непрактичного в семейной жизни. Житейские условия не позволили ей сохранить семью, и она осталась одна со мной. А потом – война, бегство из белорусского города Бобруйска на восток с двумя стариками и со мной на плечах. Полгода жизни в глухой деревне Оттерево где-то в Горьковской области, где не было не только зубного врача, но и вообще какого-то врача и где мама мучилась страшной зубной болью и сама ниткой выдергивала больные зубы. А потом в 1942 году уже в Казани мама пошла работать на завод «Бумлитье»: так называлось мелкое предприятие, которое во время войны выпускало картонную упаковку для военных нужд. На этом заводе мама проработала до самой пенсии. Трудилась беззаветно, была отмечена граммотами, и однажды ее фотографию даже поместила местная газета. Уже после войны завод перестал выпускать литую тару и специализировался на сколачивании дерявянных ящиков. Мама своими женскими руками ловко сколачивала ящики, таскала их с места на место, иногда прокалывая гвоздями пальцы. Личной жизни у нее не было, да кого она могла привести в 8-ми метровую комнату где она жила со мной и двумя стариками. И не было после войны мужчин, большинство мужчин подходящего для нее возраста погибли в войну. А уйти к кому-то она не могла, совестливая была, жалела меня и своих родителей. Была мама твердой, но нерешительной, воспитывала меня без нежностей и эмоций. Я боялся ее, боялся и любил, боялся потерять ее расположение. И если я провинился, то не жди от мамы пощады, она могла несколько дней не разговаривать со мной. Она меня любила, но я не понимал тогда, что когда она покупала мне изредка что-то вкусное, а сама говорила, что этого она не любит, это и было внешнее проявление любви. И только уже потом, когда я окончил институт и она провожала меня на работу в другой город, на вокзале она всплакнула, но тут же взяла себя в руки. Вот только тогда я понял, что я для нее значу. Она любила меня и хотела, чтобы я был счастлив, переживала за меня молча. Я с ней не делился рассказами о своей личной и внутренней жизни. Да она и не могла понять меня, были мы с ней совершенно разными, и мой внутренний мир был для нее непонятен: в этом я убеждался много раз, когда начинал говорить о чем-то важном для меня и видел у нее не ту реакцию. Но она любила меня беззаветно и отдала все, что могла отдать мне. До сих пор винюсь перед ней, что по молодости отвечал ее грубостью и не старался понять ее и выслушать. Когда у нее появились внучки, ее любовь распространилась на них, она старалась, насколько хватало ее сил, помогать нам с женой нянчиться с ними. Она полюбила внучек всей душой, и они отвечали ей взимностью. Ее последние годы не были счастливыми, но были спокойными и умиротворенными.

Цалий

(1937)

ЛЮБА

МОЯ РОДОСЛОВНАЯ         ПОСЛЕСЛОВИЕ        HOME

" Моя родословная" - родословная автора вебсайта  Цалия Кацнельсона